Марина Черносвитова - К истокам русской духовности. Этюды
И еще: «Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бий-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня», – говорит Бронька Пупков, герой рассказа «Миль пардон, мадам!» В рассказах Шукшина пункты его географии четко обозначены. Здесь и Сростки, Онгудай («Рыжий»); Березовка («Кукушкины слезы», «Двое на телеге», «Печки-лавочки», «Любавины», «Брат мой…», Завьялово («Капроновая елочка», «Брат мой…»); Лебяжье (шукшинский дипломный фильм «Из Лебяжьего сообщают…», «Земляки»); Красный Яр («Внутреннее содержание», «Выбираю деревню на жительство»). Географические меты находим и в других местах: «В город Б-ск, что в полсотне километров отсюда» (рассказ «Сураз»; это как раз расстояние от Бийска до Сросток). В автобиографическом цикле «Из детских лет Ивана Попова» прочитаем: «Перед самой войной повез нас отчим в город Б. Это – ближайший от нас…» Герой повести «Там, вдали» Петр Ивлев, отвечая на вопрос, откуда он родом, говорит: «Из-под Барнаула…». В «Калине красной» находим: «История эта началась… севернее города Н. (Новосибирск – М.Ч., Е.С.), в местах далеких и строгих». В тексте в разговорах мужиков мелькают такие детали: «гурты перегонял вон из Монголии» (это типичное явление для Алтая). Много в рассказах и таких отметин: «на реке Катуни, у деревни Талица» («Леля Селезнева с факультета журналистики»); «Талица в трех верстах от Чебровки» («Мастер»); а один из циклов рассказов так и называется: «В селе Чебровка»; «она вон талицкая (это через речку)» («Чужие»). В рассказе «Наказ» герой говорит: «Деревня наша, не деревня – село, в старину было большое, края были: Мордва, Низовка, Дикари, Баклань… Ну, а жили-то мы в Низовке. В Сростках до сих пор различают «районы» – Низовка, Баклань, Дикари, Мордва. Сам-то Шукшин был из Низовки. И Егор Прокудин после несостоявшегося праздника «бордельеро» требует такси до Низовки, хотя автобус его привез в село Ясное. Кстати, Спирька Расторгуев («Сураз») «жил» в селе Ясном и приходил в гости к старикам Прокудиным…
Как красной лентой обвита географическая карта шукшинской земли рекой Катунью. Первый цикл рассказов в «Новом мире» назывался «Они с Катуни»: «И еще есть река на Алтае – Катунь. Злая, белая от злости, прыгает по камням, бьет в их холодную грудь крутой яростной волной, рвется из гор. А то вдруг присмиреет в долине – тихо, слышно, как утка в затоне пьет за островом. Отдыхает река. Чистая, светлая – каждую песчинку на дне видно, каждый камешек» («Живет такой парень»); «И тогда на берег стремительной реки Катуни выходил древний старик… («Солнце, старик и девушка»). Даже когда она прямо не называется, ее описание не оставляет сомнений – это всегда Катунь: «…Ближе к вечеру выбирали уютное местечко на берегу красивой стремительной реки раскладывали костерок» («Миль пардон, мадам!»). «…Мысленно он исходил свою деревню, заглянул в каждый закоулок, посидел на берегу стремительной чистой реки…» («Жена мужа в Париж провожала»). Или вот, в «Калине красной», в нелегкие минуты своей жизни герой вспоминает «далекую свою деревеньку, березовый лес на берегу реки, саму реку…». А в рассказе «Два письма» человеку «приснилась родная деревня. Идет будто он берегом реки…».
На этом можно было бы закончить перечисление населенных пунктов, где живут земляки Василия Шукшина, да вот в чем дело, что мешает перейти к другой мысли. «Сростки», «Катунь» – разве эти названия сейчас только географические? Нет! В этих словах появилась магия, они притягивают к себе и вызывают смутные душевные движения в каждом, для кого русский язык родной. Человечьим теплом и надежностью от них веет. Да и зовут они вдаль светлую, туда, к истокам нашим. Не поэтому ли и Алтай стал воистину землей обетованной для всех, для кого слово Русь есть имя духовное.
Алтай и Шукшин вот уже второй десяток лет нечто неразрывное. Но, будем справедливы, ведь много больших имен связано с Алтаем (и Рерих, и Вернадский, и Шишков, да и других немало) … Но Алтай до Шукшина и Алтай после Шукшина – это два разных явления. Можно не читать Шукшина, не посмотреть ни одной его картины, ни одной его роли. И все равно, оказавшись на Алтае, вы будете видеть его главами Василия Макаровича… Это непостижимо, но это так. Такова, как видно, и здесь, магия творчества, порождающего свой мир или избирающего его для своего духовного преобразования.
Так «малая родина» у Шукшина имеет тенденцию неудержимо распространяться за свои пределы… Глобальные, вселенские, коренные вопросы бытия каким-то закономерным образом вставали перед героями Шукшина – что ни герой, то «проклятый» вопрос – и, отвечая на них, Василий Макарович как бы вмешивался в дела миропорядка и мироздания. Вспомним в связи с этим глубокие по смыслу слова другого великого писателя, так не похожего на Василия Шукшина – Хорхе Луиса Борхеса: «Я думаю, что люди вообще ошибаются, когда считают, что лишь повседневное представляет реальность, а все остальное ирреальной широком смысле страсти, идеи, предложения столь же реальны, как факты повседневности и более того – создают факты повседневности. Я уверен, что все философы мира влияют на повседневную жизнь» («Всеобщая история бесчестья»).
Шукшинская «малая Родина» (интересно заметить, как факт нашей действительности, что это философское понятие, ожившее в устах Шукшина, появилось на слуху одновременно с брежневской «малой землей») имеет в себе, как в фокусе проблемы и чаяния всех людей конца XX века – не только нас, русских – русичей и россиян. И, мы подчеркиваем, что именно конца XX века, а не второй его половины, ибо герои Василия Шукшина хоть в чем-то, но непременно опережают свое время. При всей своей реальности, узнаваемости, сиюминутности, они никоим образом не будничны. Просто не вмещаются в рамки конкретных и реальных будней. Выходя за их границы (то путем чудачества, то стезей преступления, то ценой собственной гибели), они пытаются прорваться вместе со своим автором в будущую Россию. И таким образом само будущее входит в настоящее. Герои Шукшина всегда оказываются на схлестке двух потоков времени – из прошлого через настоящее в будущее и из будущего через настоящее в прошлое. Для нравственного сознания шукшинского героя «прошлое» и «будущее» предстают одновременно. Это необычно и поэтому непереносимо. Отсюда обязательно боль, страсть, надрыв. А результат – дума, в которой поступок чудака, как фасад, скрывает интенсивную, напряженную мысль, маскируя ее под наив или побасенку, вроде «да, так, ничего – печки-лавочки». А сказка? У Шукшина одна сказка «До третьих петухов»… Остальное – правда. Ну, а сказка-то не правда ли? Не о нашем ли она времени, земляки ХХ1-го века, первых десятилетий?
Здесь позволим себе еще одно отступление, подчеркнув древнюю мысль, что прорыв в будущее начинается с возврата к истокам. Но стоит поглубже нырнуть в реку забвения – в Лету, прошлое (не эта ли река духовности нащей?), непременно вынырнешь в своем будущем.
24 ноября 1990 года в Ярославском театре юного зрителя состоялась премьера спектакля «До третьих петухов» по повести-сказке Василия Шукшина (режиссер-постановщик А. Кузин). На премьеру были приглашены Лидия Николаевна Федосеева-Шукшина – президент Русского центра искусств и культуры им. В. М. Шукшина и генеральный директор Фонда, Евгений Васильевич Черносвитов. В Ярославле в эти дни было морозно, крепко лежал снегов магазинах шаром покати. В городе было голодно, артистам пришлось извиняться перед гостями, что никакого ужина после премьеры не будет, так как не смогли найти продуктов. Был только грузинский чай и пачка сахара. Попивая чаек, там на сцене ТЮЗа, актеры и гости из Москвы, поговорили после премьеры и о спектакле, и о Шукшине, и о текущем моменте.
Почему Шукшин? Сейчас он оказался как бы в стороне, театры уже не так часто включают в свой репертуар его пьесы, инсценировки… Еще тогда, на художественном совете главный режиссер театра Александр Сергеевич Кузин предложил к постановке «До третьих петухов» – последовало некоторое замешательство. Шукшин? Сейчас? Не устарело ли произведение, написанное 16 лет назад? Перечитали. И оказалось, не устарело. Более того, кажется, что написана эта сказка про Ивана-дурака тогда, в те дни. 1990 года! А, оказалось, и в наши дни, 2016 года, эта «сказка» про жизнь нашу, тоже! Хорошо почувствовали это актеры ярославского ТЮЗа вместе со своим режиссером. Что значит одно название спектакля с подзаголовком в наши дни: «До третьих петухов. Сказка в двух действиях (о том, как ходил Иван-дурак за тридевять земель набираться ума-разума»)! Это когда наши иваны-дураки по малейшему поводу, а то и без всякого повода так и шастают за тридевять земель набираться ума-разума, да никак не наберутся… И, детей своих туда отсылают!
